Художник у Гофмана
Крейслер дает людям музыку, ею он обогащает себя и других. Он способен на добрую связь с людьми. Художник у Гофмана в романе — не та абстракция, каковой представали художники у Вакенродера, Тика и Новалиса. Крейслер — персонаж с собственным лицом, с собственной психологией, со своими характерными жестами и поведением.
Место действия «крейслерианы» — кукольное княжество Зигхартсвайлер, некая воображаемая страна, карликовое государство. В этой стране уничтожена сущность государства, но полностью сохранена его внешность, оболочка (балы, приемы, интриги и пр.). Кукольный характер страны проявляется и в кукольном характере персонажей. Князь Ириней, владетель этой страны, руководствуется кукольным принципом: не допускать в этом игрушечном королевстве ничего непредвиденного. В театре князю всегда подают экземпляр текста пьесы с пометками красным карандашом: где уронить слезу, где поцеловать жене руку. Князь — противник какой-либо импровизации. Кукольное начало явлено в романе и у детей князя Иринея. Гофман сложным образом представляет сплетение механического и живого, кукол и людей.
В «Крейслериане» обозначаются два нравственных и творческих полюса: с одной стороны, князь Ириней и его окружение, с другой — Крейслер и мастер Абрахам. Срединную позицию занимает советница Бенцони. Она истинная правительница в княжестве, от нее здесь все зависит. Когда-то ее сильно задела несправедливость, она смирилась с уничтожением в себе истинного, живого человеческого чувства и стремится пригасить живое, истинное и у других. Оппонентом Бенцони в романе предстает мастер Абрахам (Гофман и ранее использовал такую расстановку влиятельных персонажей, например Проспер Альпанус и фея Розабельверде в «Крошке Цахесе»).
Высший мир, мир страданий и поисков гениального композитора подсвечивается «муррианой». Для ортодоксальных романтиков гений — нечто самодовлеющее, не требующее обоснований и оправданий. Гофман же не столько противопоставляет творческую жизнь жизни прозаической, сколько сопоставляет их, анализирует художественное сознание в непременной соотнесенности с жизнью. В этом глубинный смысл последнего гофмановского произведения.
Кот и его графоманские упражнения часто рассматривались исследователями как своего рода квинтэссенция филистерства. Мурр, с одной стороны, типичный филистер, усвоивший романтический жаргон: «Я твердо знаю: моя родина чердак! Климат отчизны, ее нравы и обычаи — как неугасимы эти впечатления! Откуда во мне такой возвышенный образ мыслей, такое неодолимое стремление в высшие сферы?»
С другой стороны, кот предстает как вполне романтический автор: «Как редко, однако, встречается истинное сродство душ в наш убогий, косный, себялюбивый век! Мои сочинения, несомненно, зажгут в груди не одного юного, одаренного разумом и сердцем кота высокий пламень поэзии».
